PDA

Просмотр полной версии : 8. О стилягах.


ailari
04.07.2008, 21:35
8. О стилягах.
1973 год, г. Ленинград.
Другие названия: «Запись у Р. Фукса», «Шумит ночной Марсель», «Запись для Ивана Герасимовича».

(2:14)(Проигрыш со свистом).
Туманный вечер опустился за окном,
О нашей встрече не узнает уж никто.
Ты не молчи, и не кричи,
Скажи мне все в мерцании свечи.
Па, па, ри, ти, ду, ти, ду, ти, ли, да, ри, да,
Па, ри, ти, да, ли, да, ри, да, ри, да, ри, да.
Па, ри, ти, да, ва, ти, ри, ти, ри, да,
Па, ра, ти, да, ли, да, ли, да, ли, да, ли, да.
Взметнется пламя, и любовь твоя живет,
Потухнет, и, она с тобой уснет.
Туманный вечер опустился за окном,
О нашей встрече не узнает уж никто.
Ты не молчи, и не кричи,
Скажи мне все в мерцании свечи.
Взметнется пламя, и любовь твоя живет,
Потухнет, и, она с тобой уснет.
(А. С.). - Ах, какая песня из современного американского фильма «Крестный отец», который недавно я видел-таки в Париже.

(5:23)(А. С.). - Ну что же, новое время - новые песни. Старые песни были тоже хорошие, хотя бы взять вот енту.
Шумит ночной Марсель, в «Притоне трех бродяг»,
Там пьют матросы эль, и девушки с мужчинами жуют табак.
Там жизнь не дорога, опасна там любовь,
Недаром негр-слуга, стирает с прилавка кровь.

Пусть череп проломит кастет, сегодня люблю Жиголет,
Эх! Малый, вина! Я пью до дна, ночь для страстей дана!
Ты, ночь мне, красотка, отдашь, - так, Жиголет, сказал Апаш,
Любовь изменой не тревожь, иль завтра ждет коварный нож.

Нож вынул из кармана, он, и чиркнул им по столу,
Иль будет с тобой гарсон, иль пусть подыхает на полу.
Пусть череп проломит кастет, сегодня люблю Жиголет,
Эх! Малый, вина! Я пью до дна, ночь для страстей дана!
Ты, ночь мне, красотка, отдашь, - так, Жиголет, сказал Апаш,
Любовь изменой не тревожь, иль завтра ждет коварный нож.

Он тихо сказал, - ... , она в ответ сказала, - Нет,
Подохнешь сегодня в пыли, и не спасет твой пистолет.
Пусть череп проломит кастет, сегодня люблю Жиголет,
Эх! Малый, вина! Я пью до дна, ночь для страстей дана!
Ты, ночь мне, красотка, отдашь, - так, Жиголет, сказал Апаш,
Любовь изменой не тревожь, иль завтра ждет коварный нож.

И встал, оглядевшись вокруг, потом он снова наклонился к ней,
А, ну-ка, крошка, кто твой будет друг? Давай-ка, парень, выходи скорей!
Пусть череп проломит кастет, сегодня люблю Жиголет,
Эх! Малый, вина! Я пью до дна, ночь для страстей дана!
Ты, ночь мне, красотка, отдашь, - так, Жиголет, сказал Апаш,
Любовь изменой не тревожь, иль завтра ждет коварный нож.

Но, вдруг, побледнев, замолчал, когда увидел, кто подошел,
То был славный гнев палача, убийца платный, и старый вор.
Пусть череп проломит кастет, сегодня люблю Жиголет,
Эх! Малый, вина! Я пью до дна, ночь для страстей дана!
Ты, ночь мне, красотка, отдашь, - так, Жиголет, сказал Апаш,
Любовь изменой не тревожь, иль завтра ждет коварный нож.
Пусть череп проломит кастет, сегодня люблю Жиголет,
Эх! Малый, вина! Я пью до дна, ночь для страстей дана!
Эх! Ты, ночь мне, красотка, отдашь, - так, Жиголет, сказал Апаш,
Любовь изменой не тревожь, иль завтра ждет коварный нож.

(0:45)(А. С.). - С этой милой песенки 30-20-х годов хотелось бы начать мне сегодняшний разговор о модных песнях прошлых лет. Вы, молодые любители этого жанра, о многих из них, наверное, и не слышали. Остается только пожалеть, что эти вещи часто проникнутые настоящим чувством навсегда ушли от нас в прошлое. Кто сейчас помнит, например, которую я вам только сейчас пропел песню, знаменитую в свое время песню «Шумит ночной Марсель в притоне трех бродяг…»? Кажется, она где-то упоминается у Ильфа и Петрова. Кто сейчас вспоминает оркестр Айвазяна и его самого? А ведь оставил он кое-что и в музыке. Некоторые, наверное, помнят его «Караван», который я сейчас вам исполню.

(1:56)Шагай вперед, мой караван, огни мерцают сквозь туман,
Шагай без устали, и сна, туда, где ждет тебя весна.
Мой, Хайастан! О, Армения, моя!
Пускай блестит на ресницах слеза!
Мой, Хайастан, зовет меня!
Мой караван, бредёт звеня!

Мы будем жить на берегу, где льется славная Зангу,
И будет жизнь моя полна, как эта бурная волна.
Мой, караван! О, Армения, моя!
Пускай блестит на ресницах слеза!
Мой, Хайастан, зовет меня!
Мой караван, бредёт звеня!

(1:02)(А. С.). - А у нас в Питере, пели совсем по-другому, бывало на Аничковом мосту.
Как только вечер настает, вся молодежь идет на брод,
Там на Аничковом мосту, себе я милою найду.
О, караван! О, Армения, моя!
Пускай течет на ресницах слеза!
О, караван, зовет меня!
Мой караван, бредёт звеня!
(А. С.). - Конечно, это не Эллингтоновский «Караван», но, тем не менее.

(1:50)(А. С.). - А вот Вам другой шлягер тех же лет, того же автора:
Улица. Сияют фонари, по асфальту шелест шин,
Милая, ты на меня гляди, а не на других мужчин.
Мы зайдем с тобою в ресторан, видишь столик у окна,
Обниму я твой тончайший стан, как тончайшая струна.
Мы зайдем с тобою в ресторан, видишь столик у окна,
Обниму я твой тончайший стан, как тончайшая струна.

Оркестранты будут медленно, инструменты заводить,
Мы пойдем с тобой уверенно, в танце медленном скользить.
Сакс уныло тянет - «Родину», ему следом вторит джаз,
Сколько верст фокстрота пройдено, милая еще до нас.
Сакс уныло тянет - «Родину», ему следом вторит джаз,
Сколько верст фокстрота пройдено, милая еще до нас.

(0:38)(А. С.). - А вообще-то в то время были в моде всё больше медленные вещи, такие как незабываемая «Голубка», песня «За два сольди». По радио можно было слышать только «Челиту» в исполнении Клавдии Ивановны Шульженко. Эта самая «Челита» после оказалась никакой не «Челитой», а по-испански «Cielito Lindo», что означает «Голубые глаза», но тогда это никого не волновало. Из танго официально были разрешены только два: «Танго соловья» и «Оборот» - романтическое танго. Фокстроты были вообще запрещены, их тогда называли - «быстрый танец» или «медленный танец». Вообщем, время было убогое. Лишь в ресторанах кое-где можно было услышать.

(2:21)Расскажи, о чем тоскует саксофон,
Голосом своим терзает душу он.
Приди, скорей приди, прижмись к моей груди,
Любовь и счастье ждут нас впереди.

Зайдем с тобой мы в ресторанный зал,
Нальём вина в искрящийся бокал.
Хочу с тобой танго танцевать,
Меня любимой называть.

Расскажи, о чем тоскует, саксофон,
Голосом своим терзает душу он.
Приди, скорей приди, прижмись к моей груди,
Любовь и счастье ждут нас впереди.

Пройдут года, вернешься ты домой,
Я в это верю, друг, хороший мой.
Усталый в дом с дороге ты войдешь,
Меня любимой назовёшь.

Но, теперь, другого уж целую я,
Но еще по прежнему люблю тебя.
Приди, скорей приди, прижмись к моей груди,
Любовь и счастье ждут нас впереди.
Усталый в дом с дороге ты войдешь.

(3:35)(А. С.). - Или вот еще одна песня, которую тоже только в некоторых ресторанах можно было услышать. Это - «Где ты?».
В темном переулке Молдаванки,
Ты ни разу не сказала, нет.
Рестораны, пьянки, и гулянки,
По ночам отдельный кабинет.

Жду от тебя хоть слова,
Жду от тебя привета.
Молчание снова, и снова,
Где, ты? Где, ты?

Офицеров знала ты не мало,
Кортики, погоны, ордена.
О такой ли жизни, ты мечтала,
Трижды разведенная жена.

А муж её далеко в море,
Ждет от неё привета.
Молчание снова, и снова,
Где, ты? Где, ты?

С тихим звоном чокнулись бокалы,
Слезы на подушку уронив.
Брошена рукой мужской усталой,
Шлепнулся на пол, па-ри-ди-да.

Жду от тебя хоть слова,
Жду от тебя привета.
Молчание снова, и снова,
Где, ты? Где, ты?

А в таких приданиях притоны,
Бывших шансонеток времена.
Но не подчиняется законам,
Чья-нибудь дешевая жена.

А муж её далеко в море,
Ждет от неё привета.
Молчание снова, и снова,
Где, ты? Где, ты? С кем, ты?

(1:24)(А. С.). - Что же тогда танцевали? После войны широко распространился, так называемый «Гамбургский стиль», фокстрота. Очевидно, вывезенный из покоренной Германии нашими офицерами. Последним криком моды считалась танец «Линда», представляющий из себя смесь фокстрота с его предшественником… шимми? А! Шимми - правильно! Появились какие-то стили: «Кобылка», «Трясучка» и так далее. По-моему название этих танцев говорит сами за себя. Кстати, к тому времени, видимо, и можно отнести возникшее слово «Стиляга». Оно, конечно, пришло из музыкального жаргона и в ряду таких звонких слов как лабух, башли, хилять, берлять, друшлять и так далее, термин «стиляга» по первозначному обозначал всего лишь какую-то ультрамодную мелодию с голо... э-э … импровизацией. Потом это словечко перекочевало на определенный сорт молодых людей, которые старались хоть чем-то выделиться из серой толпы. Первый способ - это было яркая одежда, а вторая манера - поведение.

(1:44)(А. С.). - Вот что тогда пели в так называемом «Гимне стиляг».
Эх! Каждый должен быть, вызывающе одетым,
Тот плебей, кто не носит узких брюк, теперь - широкие.
У меня пиджак, канареечного цвета,
И на толстых подошвах, каучук - платформа.

Ленинград во тьме, и луна нависла в тучах,
Как всегда по броду я иду, ей-ей!
Иду, бреду, напеваю, Мамбо - чу - чу,
Как самый порядочный чувак, О-ох!

Вот, друзья, пришел в кафе «Алина»,
На мне, друзья, сверхмодный пиджак.
Но не беда, что дряхлый он немного,
Но все говорят, что я - чувак.

Работать не положено по стажу,
Работать не буду я во век веков.
Мне папа каждый день выдает свою зарплату,
Мой папа современный человек, о-0у!

По блату знаком с любым я джазом,
С любой чувихой на брод я знаком.
И уж ни кто не назовет меня чумазым,
А все называют чуваком, хе-хе!

Каждый человек, должен битым быть,
Каждый человек, о-ве!
(Импровизация).

Каждый должен быть, вызывающе одетым,
Тот плебей, кто не носит узких брюк, теперь - широкие.
У меня пиджак, канареечного цвета,
И на толстых подошвах, каучук - платформа.

(3:24)(А. С.). - А это был «Гимн стиляг». А теперь - как его похоронили.
Как стилягу хоронили, толпы шкур за гробом шли,
На могиле саксы выли, скрипки плакали в пыли.
И тромбоны подвывали, под гитарный перезвон,
Слезы первые упали, заиграл там виброфон.

Он лежал в гробу открытом, он не слышал ничего,
Только траурный тот ритм, током скрытый, ток раскачивал его.
Это ..., что...,
Потеряли много, братцы, тунеядцы, здесь стоявшие кругом.
Поднесли его к могиле, лоб покрыли кистевой,
Громко ударники пробили, и засыпали землей.

Памятник ему воздвигли, ...,
Будто он на мотоцикле, и сверкает его ток.
Он лежал в гробу открытом, он не слышал ничего,
Только траурный тот ритм, током скрытый, ток раскачивал его.

Эх! Как стилягу хоронили, толпы шкур за гробом шли.
На могиле саксы выли, скрипки плакали в пыли.
И тромбоны подвывали, под гитарный перезвон,
Слезы первые упали, заиграл там виброфон.

(6:11)(А. С.). - Премьера песни, которая старше вас всех лет на пятьдесят. Впервые на русском языке исполняется «Блюз Сент-Луис», композитор Хенди.
I've got to see, that evening sun in town,
I've got to see, that evening sun in town.
Never to by, a very beg my town,
O-o! O, Sent lye’s o blues.

Я бросил взгляд на город свой родной,
Он весь, объят вечернею зарей.
Солнца закат, встречаем мы с тобой,
I've got to see, that evening sun in town.
Sent lye’s woman, прекрасней в мире нет,
Sent lye’s woman, я шлю, Вам, свой привет.
Sent lye’s woman, но есть ...,
Sent lye’s woman, она моя жена.

Да, да! Ты была с детства мне, и милей, и родней на земле,
Ты родилась не здесь, там, где рос только лес до небес, хо-хо!
Ты любила тогда, но явилась беда, как всегда,
Тебя увидел я, в руках хозяина, сердце забилося в груди отчаянно.
В шикарном форде, с тобой он укатил,
О шумном городе, всегда мечтала ты.

О-е! Сент-Луис встретил Вас,
Как встречает под час богатеев, хо-хо!
Только, вот, заиграл джаз, ты запомнила ласки ночей.
Надоело ему, не нужна ты теперь ни кому.
По шумным улицам, идешь теперь одна,
Погода хмурится, ты голодна.
Лохмотья грязные, лишь шелестят,
Оп-па, ириту! Тебя несчастную, вновь встретил я.
О, ес, ух! Я пойду в ресторан, если будет он там, отомщу,
Па п пара, тата! Свой достану шанган, весь его барабан выпущу.
Па ба типа папа! Отомстил я ему, но попал я в тюрьму, и грущу.
А настала, иль нет, длиннющих восемь лет,
Её желание, и в целом свете нет.
Но все ж прошли года, за все её простил,
За жизнь втридорога, я заплатил.
О-е! Я пойду в ресторан, если будет он там, отомщу,
Хо-хо пара ре до! Свой достану шанган, весь его барабан выпущу.
Па ба типа папа! Отомстил я ему, но попал я в тюрьму, и грущу.

Я бросил взгляд на город свой родной,
Он весь, объят вечернею зарей.
Солнца закат, встречаем мы с тобой,
О, Сент-Луис, о, город мой!
Я бросил взгляд на город свой родной,
Он весь, объят вечернею зарей.

(3:16)(А. С.). - Или вот вам еще одна песня. По-английски называется она «Without you», а у нас она называлась «Гимн журналистов».
Шеф нам отдал приказ лететь в Кейптаун,
Говорят, что там есть, зеленый дьявол.
Не лучше ль сразу пулю в лоб, и делу крышка,
Ведь вся жизнь нам дана, как передышка.
Не лучше ль сразу пулю в лоб, и делу крышка,
Ведь вся жизнь нам дана, как передышка.
Кокаин и вино, нас погубили,
Никого, никогда, мы не любили.
Лишь только жизнь уходит вниз, тропой упрямой,
Дьявол крыс под крики бис, нас тянет в яму.
Лишь только жизнь уходит вниз, тропой упрямой,
Дьявол крыс под крики бис, нас тащит в яму.
Так проходит вся жизнь, в угаре пьяном,
В бардаках, по домам, по ресторанам.
Не лучше ль сразу пулю в лоб, и делу крышка,
Ведь вся жизнь нам дана, как передышка.
Так проходит вся жизнь, в угаре пьяном,
В бардаках, по домам, по ресторанам.
Не лучше ль сразу пулю в лоб, и делу крышка,
Ведь вся жизнь нам дана, как передышка.
Не лучше ль сразу пулю в лоб, и делу крышка,
Ведь вся жизнь нам дана, как передышка.

(1:16)(А. С.). - А теперь еще одна из популярных песен того времени «Мамбо Итальяно».
Эй, Мамбо! Нам бы в Италию,
Эх, мы бы, вам, баб покидали бы!
Да, спели б мы, буги сплясали бы!
Да, все бы сделали б да мы,
Если б дали б нам пол литра водки!
Эй, лабух, пропой-ка нам про тех, про двух,
Эй, скрипач, исполни-ка нам джаз,
Да, да, да, да! Эй, Мамбо! Мамбо Итальяно!
Эй, Мамбо! Мамбо Итальяно!
Будем пить, но не до пьяна да, да!
Водку лить, на стену прямо, да, да!
Песни петь, Мамбо Итальяно!
Эй, Мамбо! Мамбо Итальяно!
Будем пить, но не до пьяна да, да!
Водку лить, на стену прямо, да, да!
Песни петь, и прямо, Мамбо Итальяно!

(3:10)Скажите, девушки, подружке Вашей,
Что я ночей по ней не сплю, тоскую,
Что нежной страстью,
Как цепью к ней прикован.
Я сам хотел признаться ей,
Но слов я не нашел.
Очей прелестных,
Огонь я обожаю.
Скажите, что иного,
Я счастья не желаю.
Что нежной страстью,
Как цепью к ней прикован.
Я сам хотел признаться ей,
Но слов я не нашел.
Когда б я только смелости набрался,
Я б ей сказал, напрасно ты скрываешь.
Что нежной страстью,
Сама ко мне пылаешь.
Расстанься с глупой ласкою,
И сердце мне открой.
Очей прелестных,
Огонь я обожаю.
Скажите, что иного,
Я счастья не желаю.
Что нежной страстью,
Я цепью к ней прикован.
Я сам хотел признаться ей,
Но слов я не нашел.

(4:24)(А. С.). - А вот Вам - Мекки - Нож из трехгрошевой оперы.
Не, не, нет, не спрятаться, ты хоть тресни,
Я ж на сцене, и в кино, я у немцев Мекки Мессер,
А в России, Мекки - Нож!
Англичане, джентльмены, пусть читают Чакивей.
Будут знать они, наверно, кто здесь гангстер ...
Я работаю без маски, немцам: «Хенде хох ...!»
Англичане же, как в сказке, быстро делают хентай.
А в России мне по-русски говорить мешает мент,
Но люблю я на закуску, говорить, так, руки вверх!

Я веселый Мекки - ножик, я живу среди людей,
Я любитель женских ножек, и ценитель лошадей.
Не храню я деньги в банке, их спускаю в казино,
Я теряю их по пьянке, заливаю их вином.
И красотки всего мира, любят этот мой уклад,
Если вдруг замолкнет лира, я хватаюсь за гитару.
Да, всегда я обожаю, скачки, женщин и футбол,
Если нож свой обнажаю, мне не страшен, о-па, Интерпол.
Скотленд-ярд, пустые звуки, ФБР совсем дерьмо,
А в России на поруки, не берут уже давно.

Уголрозыск и бандиты, хулиганы всех мастей,
Ну, а крупные бандиты, там уходят от властей.
Я весь мир держу с изнанки, я ж на сцене, и в кино,
Охраняйте лучше банки, в дело вышел Мекки - Нож.
Я весь мир держу с изнанки, я ж на сцене, и в кино,
Охраняйте лучше банки, в дело вышел Мекки - Нож.

(2:55)(А. С.). - Дорогие друзья, вернемся на грешную землю. Сейчас я исполню Вам очень старую песню, тоже когда-то была большой популярностью, особенно у одесситов, Ростов-на-Дону, Иваново, ну и, конечно же, Ленинград.
Хиляем, как-то с Левою, навстречу шкуры клёвые,
На хату тех шкурей поволокли.
Но наши все старания, остались без признания,
Мы с хаты еле кости унесли.

А дело было вечером, и делать было нечего,
Мы с Лёвой лихо начали игру.
Сначала Лёва с Катею, играли в телепатию,
А мы с Марусей резались в буру.

Потом нашлась бутылочка, - Давайте выпьем, милочка!
И тост предложен был - на брудершафт.
А после поцелуйчиков, и скушанных огурчиков,
Мы принялись нащупывать ландшафт.

Потом пошли лобзания, и нежные признания,
- По коням! - громко крикнул командор.
И только оседлали мы: - За Родину, за Сталина!
Как нас звоночек в двери пробудил.

Судьба пошла в амбицию, прислала к нам милицию,
Соседи постарались в сотый раз.
И он нам под подписочку, вручил нам тогда расписочку,
И на работу выгнал нас тотчас.
И он нам под расписочку, вручил тогда подписочку,
И на работу выгнал нас тотчас.

Хоть шкуры голосили, что было там насилие,
Но мент тогда махнул на них рукой.
За то, что мозги пачкали, им заплатили пачками,
И с миром их отправили домой.

Хиляем, как-то с Лёвою, навстречу шкуры клёвые,
На хату тех шкурей поволокли.
Но в рот нам все страдания, остались без признания,
Мы с хаты еле кости унесли.
Но наши все старания, остались без признания,
Мы с хаты еле кости унесли.
(А. С.). - Но это не надолго!

(3:43)(А. С.). - Переносимся вновь в Стамбул, кафе «Ориенталь» в исполнении Аркадия Северного.
Есть в Стамбуле кафе, то кафе «Ориенталь»,
Принадлежит Мустафе, Мустафе Керим-Кемаль.
Старый турок хитер, поселил в том кафе,
Держит там трех сестер, севернее Мустафе.

У! Очень занимательна старшая сестра,
У! И ко всем внимательно на язык остра.
Очень уж старательна средняя сестра,
И прослужит, Вам, она с ночи до утра.

Как начнется стриптиз, разгораются глаза,
Смотрят вверх, смотрят вниз, все, что можно показать.
Ну, а то, что нельзя, все равно покажут Вам,
Словно в пене скользя, трое милых славных дам.

Ля - ля - ля - ля - ля - ля - ля, старшая сестра,
Ля - ля - ля - ля - ля - ля - ля, средняя сестра.
Ля - ля - ля - ля - ля - ля - ля, младшая сестра,
И послужит, Вам, она с ночи до утра.

Но закончен стриптиз, уходить домой пора,
Из-за стола крики - Бис - раздаются до утра.
Утром шумной толпой мы в кафе опять идем,
Позабыв про покой, кальян курим, вино пьем.

Ля - ля - ля - ля - ля - ля - ля, кафе «Ориенталь»,
Ля - ля - ля - ля - ля - ля - ля, кафе «Ориенталь».
Ля - ля - ля - ля - ля - ля - ля, кафе «Ориенталь»,
Заходи, друг, гостем будешь, позабыв печаль.

А, о, младшей сестре, не расскажешь просто так,
Вам самим посмотреть, зайти нужно в тот кабак.
Что увидишь ты там, то при выходе забудь,
Ни дай Бог, среди там, раз болтнуть, чего-нибудь.

Очень занимательна старшая сестра,
У! И ко всем внимательно на язык остра.
У! Очень уж старательна средняя сестра,
И прослужит, Вам, она с ночи до утра.

Есть в Стамбуле кафе, то кафе «Ориенталь»,
Принадлежит Мустафе, Мустафе Керим-Кемаль.
Старый турок хитер, поселил в том кафе,
Держит там трех сестер, севернее Мустафе.

Эх! Очень занимательна старшая сестра,
Хей! И ко всем внимательно на язык остра.
Хо! Очень уж старательна средняя сестра,
И прослужит, Вам, она с ночи до утра.

А, о, младшей сестре, не расскажешь просто так,
Вам самим посмотреть, зайти нужно в тот кабак.
Что увидишь ты там, то при выходе забудь,
Ни дай Бог, среди там, раз болтнуть, чего-нибудь. Э-э!

(2:23)(А. С.). - А на закуску я Вам исполню песню о самом любимом моем заведении.
А у нас, а у нас, развалился унитаз,
И соседи, как на горе, собралися в коридоре,
И кричали: - А у нас, раскололся унитаз.
Раскололся, развалился, унитаз!
Тут пришел сосед наш Гога, и подумавши немного,
Он сказал: - А у нас, будет новый унитаз,
Будет новый, будет новый унитаз!
Утром Гога взяв БФ, и от гордости вспотев.
Стал он клеить в сотый раз, наш любимый унитаз,
Наш любимый, наш хороший унитаз.
А соседка, Марья Ванна, встала утром рано-рано.
И уже сто первый раз, расколола унитаз,
Расколола, развалили унитаз.
Ой! А у нас, а у нас, развалился унитаз,
И соседи, как на горе, собралися в коридоре,
И кричали: - А у нас, раскололся унитаз.
Тут пришел сосед наш Гога, и подумавши немного,
Он сказал: - А у нас, будет новый унитаз,
Будет новый, будет новый унитаз!
(А. С.). - Ой! Не могу…
(Р. Ф.). - Ну ладно. Остается тебе поцеловать эту штучку
(А. С.). - Так? (звук поцелуя)
(Р. Ф.). - Во!

Итого: 53 минуты 34 секунды.