Показать сообщение отдельно
Старый 11.12.2012, 19:06   #4
electrik
Просвещенный
 
Аватар для electrik
 
Группа: Участники
Регистрация: 19.12.2007
Последний визит: 20.03.2024
Адрес: Россия
Город: Москва
Сообщений: 8,892
Поблагодарил(а): 5,864
Поблагодарили: 533,184

ЗАМЕЧЕННЫЕ ОПЕЧАТКИ, МЫСЛИ И ИЗРЕЧЕНИЯ

Грошевой уют.

В 70-е годы, как известно, самодеятельная песня была у властей не в самой большой чести, и книжки по этой тематике издавались с большим скрипом. Публикации были все больше в периодике, нередко провинциальной.
Но существовало положение, по которому материал, уже изданный в последние годы (то есть прошедший цензуру), можно было публиковать без повторного прохождения ее -- достаточно было предъявить прошлую публикацию. И изобретательные челябинские горклубовцы во главе с Леонорой Коробицыной бросили по стране клич -- все песенные публикации шлите нам, сделаем сборники!
И сделали, целых два.
Но, видимо, какое-то тревожное чувство не покидало тех, кто работал над этими книжками. Во всяком случае, в первой из них, изданной в 1976 г. под невинным названием "Песенник", в песне В.Благонадежина и Н.Карпова "Пять ребят", которая, как известно, начинается словами "Дым костра создает уют...", на одну накладку "наклалась" другая. Сначала вместо "дыма костра" появился "серый дым", создающий уют. Но так, видимо, было в предыдущей публикации -- деваться некуда.
Хуже, что в слове "дым" вместо "ы" была напечатана "о"!

С любовью к женщине.

Рассказывает Андрей Скуратович (Минск):
-- В 1987 году к 50-летию Арика Круппа был выпущен буклет, в котором среди опечаток была такая: в строчке из песни Евгения Клячкина "Девчонки наши катятся, / Одергивая платьица..." в слове "одергивая" первой буквой была "с".

Умная машина!

Алла и Марк Левитаны, известные питерские архивисты и составители сборников песен, рассказывают, какие песни "поет" им сканер. А точнее, не сканер, а "Файнридер".
Чтобы было понятно непосвященным: сканер -- это устройство, считывающее графические изображения, в том числе тексты, например, с бумаги и вводящее их в память компьютера. А "Finereader" -- программа, позволяющая распознавать текст и представлять его знаки не в виде графических изображений букв, а в их машинной кодировке.
Так вот, читая Ю.Кукина, программа выдала:
"И чай не в стаканах,
А в чашечках чахлых роз..."
(Вместо "чайных".)
К женщинам же она отнеслась с куда большим пиететом:
"Леди идут по свету..."

Нижнетагильский (а ныне израильский) автор текстов ряда известных слов Михаил Сипер как-то раз в Казани (в 1983 году) сказал:
-- Я могу это спеть. Я могу это сыграть. Но записывать это надо на стерео (гитару в один канал, голос -- в другой) и проигрывать в разных городах.

Берг всегда начинает занятие в своем мастер-классе со следующей фразы:
-- Если с чем-либо из того, что я вам сегодня скажу, вы лет через десять согласитесь, значит, я не такой уж и дурак. А если года через три, -значит, и вы тоже.

Михаил Волков (Кфар-Саба, Израиль):
-- У меня черный пояс по КСП!

Размерность.

Фраза с III Всесоюзного фестиваля (1990 год, Киев): "Авторская песня пока еще измеряется мэтрами, хотя в попугаях она гораздо длиннее!"

МАНИ, МАНИ, МАНИ...
(Цитата из другого жанра)

Молчание и золото.

Рассказывают...
...Что когда в Советский Союз должен был вернуться Александр Вертинский и ему уже приготовили квартиру в Москве, живший через стенку профессор каких-то интеллектоемких наук пришел в панику: он представил себе, как из соседней квартиры начнут доноситься пассажи, рулады и фиоритуры -- и научным его занятиям настанет конец.
И вот певец приехал. И -- тишина. День, неделю, другую...
Профессор набрался храбрости и постучал в соседскую дверь. Открыл Вертинский:
-- Чем могу быть полезен?
-- Понимаете, товарищ артист, -- произнес профессор, -- я вот уже несколько дней с трепетом ожидаю начала Ваших упражнений в области вокала, а у Вас все тихо да тихо...
-- Что Вы, батенька, -- ответил великий бард, -- я, поди, тридцать лет задаром рта не раскрываю!

Аутотренинг.

Рассказывает бывший фонотетчик одесского КСП "Дельфиния" некто М.К..
-- Где-то во второй половине 70-х годов в Одессе с концертом оказался известный, тогда еще уральский, бард, ставший классиком с младых ногтей. Точнее, он оказался где-то поблизости, кажется, в Кишиневе, а в Одессе его уговорили выступить "до кучи", причем, в силу последнего обстоятельства, за какой-то почти символический гонорар. Испытание для психики классика, видимо, оказалось не из легких; во всяком случае, картина была такая: он меряет большими шагами по диагонали тесную артистическую и, не замечая стоящего в дверях М.К., сам себе вслух твердит:
-- Все равно работать надо честно! Все равно работать надо хорошо! Все равно работать надо честно! Все равно работать надо хорошо!
Так или иначе, концерт прошел на должной высоте.

Экономика должна быть экономной!

А как вообще все было?
Рассказал М.К.
Некие околоКСПшные одесские дамы, приходившие в возбужденное состояние от одного упоминания имени вышеупомянутого уральского барда, узнали, что тот должен оказаться в соблазнительной близости от Одессы -- в Кишиневе. Они насели на президента КСП "Дельфиния" Марика Мееровича с требованием организовать в Одессе концерт своего кумира. Марик быстро смекнул, какую выгоду можно из этого извлечь, и поставил дамам условие -- собрать самим, скинувшись в своем узком кругу, эту немалую по тем временам сумму -- 50 рублей (которая как гонорар для птицы такого полета была, тем не менее, ничтожна). Что дамы с энтузиазмом и сделали.
Марик же связался с Кишиневом и сказал барду, мол, день задержки, три часа дороги дизелем, -- и лишний полтинник в кармане. Не желаешь ли?
Бард возжелал.
В итоге он получил сверхплановый довесок к зарплате, дамы -- любимого барда, а вся остальная одесская КСПшная общественность -- бесплатный концерт классика.
И тогда жена Марика Лариса объявила, что отныне на базар будет ходить исключительно он.

Благородный порыв.

Из фольклора. (Речь идет о другом уральском авторе, ставшим классиком благодаря одной из первых своих песен.)
Диалог:
-- N согласился дать благотворительный концерт.
-- Как, неужели бесплатно?
-- Нет, но -- за рубли!

Нам песня строить и жить помогает.

Рассказывает Игорь Грызлов (Москва), хотя Борис Жуков утверждает, что слышал эту историю из других источников и о других героях.
В 60-е годы, когда песни Окуджавы как-то сами собой легализовались, сразу несколько известных композиторов-песенников вдруг проявили интерес к возможному сотрудничеству с ним. Булат Шалвович, в ту пору еще стеснявшийся своего вторжения на "чужую территорию", не решился им отказать. Ничего путного из этого сотрудничества так и не вышло (пока на горизонте не появился Исаак Шварц), но в одном случае оно зашло настолько далеко, что увлекшийся мэтр пригласил своего будущего соавтора к себе домой. До этого Окуджаве ни разу не случалось бывать дома у людей с таким уровнем жизни (ведущие эстрадные композиторы имели самые высокие легальные доходы в СССР), и увиденное его прямо-таки ошарашило. Когда он вновь обрел способность говорить, он спросил:
-- Имярек Имярекович, откуда все это?
Маэстро снисходительно похлопал его по плечу:
-- Песни надо писать, молодой человек!

Вариант Михаила Столяра, слышавшего нечто аналогичное от Александра Городницкого.
Однажды спускаясь в лифте, Булат, которого тогда еще нечасто величали Шалвовичем, "подобрал" двумя этажами ниже жившего там Илью Резника, великого поэта-песельника, и, подивившись разнице в одежде своей и известного "профи", произнес слова о том, что -- вот, мол, я поэт, писатель, у меня книжки выходят, а такой красоты писаной, как твои, Илюша, наряды, близко не видывал.
На что его визави и ответил:
-- Песенки надо писать, Булатик!

Другую историю рассказал Павел Маловичко.
Сергей Волобуев (автор, исполнитель, член квартета, а ныне -- еще и президент КСП) и его приятель и сосед по дому Саша, оба с женами, приехав "дикарями" на двух машинах, отдыхали неподалеку от Туапсе. Их палатки стояли на территории лагеря "Орленок", а точнее в районе вечно строящейся второй очереди, где сторожа за разумное вознаграждение пускали постояльцев в тенек под деревьями метрах в двухстах от берега.
И захотелось мужикам выпить. Но жены были начеку, денег не давали и далеко не отпускали.
Тогда парни сказали, что в фотоаппаратах кончилась пленка и надо сходить купить новую. Засим и были отпущены с копейками в кармане и в одних шортах в близлежащую Новомихайловку.
В Новомихайловке пленки не оказалось. Надо ехать в Туапсе, а это 45 километров, один проезд дороже пленки.
Однако сели в проходящий междугородний "икарус". Без билетов.
Первым делом Александр обратился к водителю:
-- У вас тут петь можно?
-- Это -- как пассажиры, -- ответил тот.
Саша адресовал свой запрос в салон. Народ безмолвствовал, уткнувшись во что у кого было: мало ли что за псих, в шортах-то!
Саша воспринял молчание как знак согласия и начал. Сергей подпевал.
Репертуар их был разнообразен -- от авторской песни до романса и от народной до оперных арий, благо Сашин голос позволял. Плюс природный артистизм.
Народ оживился.
-- А вот как бы на стакашку наступить, -- возвестил Саша, -- так мы б еще ловчее спели!
У одной тетки нашлась бутылка шампанского, у другой -- домашнего вина, у мужика -- водка. Сгодилось все.
В Туапсе была куплена пленка и истрачены все деньги. И мужики пошли к автовокзалу, где скучали таксисты. Там, кроме песен, пошли в ход анекдоты, в изложении которых Саше равных не было.
Короче, таксист, доставивший их на место дислокации, на прощанье спросил:
-- Мужики, я вам ничего не должен?

Честные два мега.

Рассказывает Берг:
-- Дело было в Москве в середине 90-х.
Заканчивается мой концерт в ЦАТе. У сцены меня отлавливает молодой человек и спрашивает, не могу ли я спеть 2-3 песенки на вечере, посвященном 40-летию яхтклуба МГАХМ (Академии химического машиностроения, если не ошибаюсь). Профком выделил вполне приличную сумму, и они могут...
Я сказал, что еще не знаю, буду ли свободен в тот вечер, а что касается суммы, то за три песенки я ничего не возьму.
Потом выяснилось, что этот вечер у меня свободен, и я созвонился с вышеупомянутым молодым человеком. Звали его Сергей Толмачев.
В назначенный день и час он приехал за мной, но не на машине, ибо МГАХМовцы начали праздновать это событие, видимо, с утра, и водитель оказался недееспособен. Сергей повез меня на такси, и по дороге мы разговорились. Я неосторожно пожаловался на судьбу: мол, делаю апгрейд компьютера и мечтаю добавить 2 мегабайта оперативной памяти (а она тогда стоила 40 долларов мегабайт).
Ну, доехали.
В зале идет концерт. Обстановка раскованная: люди входят, выходят, пытаются танцевать в проходах, кто-то кого-то в голос зовет, разговаривают, выступающих не слышно. А на сцене -- то потные девочки (танцевальная гимнастика), то старые эстрадные зубры (Ирина Бржевская и др.), то романсы...
Среди народа трезвых не видно. В туалете кто-то блюет.
Восемь часов. Вроде бы, время начала моего выступления. Все спокойно. Девять. Десять.
В одиннидцать с минутами конферансье объявляет, что концерт окончен...
Все?
... Но для туристов есть маленький сюрприз.
И выпускают меня.
Выхожу на сцену. В зале человек тридцать. Ну, думаю, три песенки уж как-нибудь, но потом я сюда ни ногой!
Закрываю глаза и завожу "пора-в-дорогу-старину".
Спел. Глаз не открываю. Сейчас еще парочку -- и все...
В это время -- аплодисменты. Явно не тридцати человек. Открываю глаза -- полный зал! Трезвых! Осмысленных! Откуда они все повылазили?
Короче, через час собираюсь заканчивать -- не дают, требуют "пора-в-дорогу-старину".
-- Да я ведь уже пел ее!
-- А нас не было.
Пою. Схожу со сцены. Наперерез бросается Толмачев с горящими глазами:
-- Будут! Будут тебе два мегабайта!
И таки добыл!

ДоСТОинство СТАтуса.

Во второй половине 80-х, когда вполне нормальным (а главное - едва ли не предельно реальным по возможностям большинства клубов) гонораром считался "полтинник" - 50 рублей, среди ленинградских клубных, как теперь бы сказали, менеджеров было популярно следующее определение: "Один мэтр равен ста рублям".
Бедность и порок.

Рассказывает Владимир Васильев: Во время фестиваля "Петербургский аккорд" в мае 1996 года мы жили в гостинице "Октябрьская". И вот на второй день путанья там набежало - море, и стали они звонить по номерам. Одному барду позвонили, второму, Вите Луферову... А я жил с Сухаревым. Говорю:
- Дмитрий Антонович, что же нам никто не звонит? Неужели му такие совсем уже никудышные?
И вот надо уезжать на "чайхану", Дмитрий Антонович уже поехал, а я остался, и тут - звонок:
- Алло, добрый вечер!
- Добрый вечер!
- Мы еще с Вами не знакомы?
- А-а!.. Все понятно!
- А что Вам понятно? Мы-то с Вами еще не знакомы!
- Всего доброго!
Говорю ребятам:
- Ну вот, а нас не обошли вниманием. Теперь чувствую себя полноценным человеком!
- А-а, Володя, - отвечают, - ты не видел, что вечером было! Они же приходят с мордоворотами, которые проверяют платежеспособность. "Мальчики" такие. И вот звонят им с телефона дежурной по этажу две такие красавицы:
- Ребятки, не надо приезжать, не надо: они бедные все!

МЕЛОЧИ ЖИЗНИ

Я тебе упаду!

Григорий Дикштейн рассказал, какую телеграмму он послал своему другу Евгению Клячкину на сорокалетие. Текст был достаточно лаконичен:
"Поздравляю юбилеем и пусть бычок не падает"!

О переселении душ.

Вообще использование телеграфного языка, игнорирующего союзы, предлоги, знаки препинания и прочую пузатую мелочь, дает порой удивительные результаты.
Рассказывают, что где-то в провинции ждали приезда с концертами сразу нескольких столичных авторов, а кого точно - предполагалось уточнить. И вот один из них - вроде бы Александр Перов - дает телеграмму о приезде: такого-то числа "буду Лоресом"!

Весь кайф в процессе!

Рассказывает Николай Адаменко (Харьков).
- Андрея Козловского спросили как-то раз, мол, чего ты все мотаешься то в Польшу, то из Польши, то в Польшу, то из Польши - уж выбрал бы что-нибудь одно!
- Понимаешь, - ответил Андрей, - и там хреново, и тут хреново... Ездить интересно!

Вот он какой!

Диалог, подслушанный в Московском центре авторской песни:
- Не знаешь, какой у Михалева домашний телефон?
- Кажется, белый.

Две бутылки все же лучше, чем одна!

Рассказывает Юрий Рыков (Ленинград - Лисичанск - Москва).
- Декабрь 1978 года. В Чебоксарах тогда впервые проводился ставший затем популярным фестиваль-"вертушка", когда гала-концерты шли одновременно в трех залах, а в перерывах бригады на "рафиках" оперативно перебрасывались по кругу - и так три отделения.
И вот летит в Чебоксары ленинградская делегация. В основном - клуб "Меридиан" (Алексей Брунов, Вячеслав Вахратимов, Виктор Федоров, Михаил Трегер, Юрий Рыков и президент Анна Яшунская), а кроме того, Евгений Клячкин и Валентин Вихорев.
Лайнер АН-24, промежуточная посадка в г.Иваново, где отродясь публику на время стоянки не водили в аэропорт (да и был ли он на самом деле!), а - мороз, барды начинают дубеть.
И тут спортивный Валентин Иваныч Вихорев предложил прыгать в длину с места - кто дальше - для сугрева. Ну, все прыгнули, а Клячкин не прыгнул: несолидно! И все стали над ним смеяться, а он этого не любил. И чтобы переключить внимание с себя на другую персону, а заодно отомстить Вихореву, он сказал:
- А не слабо тебе, Валя, почесать правой ногой за левым ухом?
Сам-то он понимал, что, скорее всего, не слабо, но представил себе, как Вихорев будет садиться в снег, тянуть эту ногу... Всем станет смешно, и он, Евгений Исакыч, будет отмщен.
- А на что спорим? - осведомился не только спортивный, но и, как оказалось, практичный Вихорев.
- Ну, на бутылку коньяку.
Спор был зафиксирован многочисленными свидетелями, и Вихорев... Нет, он не стал садиться в снег, а прямо как стоял, так поднял ногу, подхватил ее руками, подтянул, почесал, где надо, и поставил на место - все это, не покачнувшись.
И разориться бы Клячкину на коньяке, да друг его оказался еще и непьющим и согласился на две бутылки кефира.

Комментарий Валентина Вихорева:
- Не кефир, а трехлитровый баллон виноградного сока!

Еще о стеклотаре.

Клячкина вообще обижали все, кому не лень. Особенным садизмом, как это явствует из рассказа Валерия Бокова, отличался Юрий Кукин.
Когда однажды на время каких-то гала-мероприятий бардов поселили в столичной гостинице "Украина", Кукин завалился в номер к Клячкину и стал над ним издеваться в особо изощренной форме. Выглядело это так: Кукин ходил по комнате взад-вперед, разглядывая разные находящиеся в ней предметы. При этом он молчал.
Клячкин тоже молчал, продолжая бриться. По мере развития событий движения его (а он водил электробритвой по лицу) становились все более ожесточенными. Наконец, Кукин зафиксировал свое внимание на граненом стакане. Более того, он взял этот стакан в руки и принялся его всесторонне изучать.
- Тебе чего? - как мог спокойно спросил Клячкин.
- Да вот, у меня в номере точно такой же стакан...
- И что!?
- Пропал.
- А этот причем!?!?
- Да похож!

Ну, погоди!

Где-то в провинции ждали приезда Вадима Егорова. Желая уточнить какие-то детали, позвонили ему домой, где застали только его жену. В разговоре с ней выяснилось, что барду нужна диета, что и было соблюдено.
И вот он приехал, его угощают, все хорошо, но чего-то не хватает. Он и спрашивает:
- А почему в еде чего-то не хватает?
Провинциалы, люди простые, возьми да и скажи, мол, Ваша супруга...
- Приеду домой - убью!

Дядя Петя - гармонист.

Рассказал, кажется, Сергей Григорьев (член группы "Ку-ку" московского куста "SCO", ныне Филя в телепередаче "Спокойной ночи, малыши!" и кто-то из НТВшных "кукол")...
... что когда Евгений Кустовский, лидер "Ку-ку", а затем создатель ансамбля "Скай", еще учился в Московской государственной консерватории, его вдвоем с приятелем декан за какую-то провинность послал на хозработы. Смысл оных заключался в очистке от снега памятника великому русскому П.И.Чайковскому работы Веры Мухиной, поскольку сам Петр Ильич сидит, широко расставив руки-ноги и в такой позе чистить снег не может. Завершить работу надлежало к восьми часам утра.
Что и было сделано. В назначенный час гений встречал идущих на занятия студентов и преподавателей, растягивая мехи снежной гармошки.

Только до Харисовки!

Рассказывает Борис Гордон.
- 1994 год, станция Свияжск. Казанским участникам чебоксарского фестиваля подан заказной автобус. Только они расселись - заглядывает в дверь незнакомая бабуля и, глядя в упорна Виталия Харисова, спрашивает:
- Козловский?
Виталий, участвовавший в выступлениях и студийных записях Андрея Козловского, понял вопрос совершенно однозначно и адекватно, как ему показалось, ответил:
- Нет, я только его аккомпаниатор.
Чем поверг старушку в немалое недоумение, ибо ей хотелось узнать совсем другое - не этот ли автобус - на Козловку, тот, что идет только раз в день.

Специфическое удовольствие.

Рассказывает Валерий Мустафин (Казань), как приехал он однажды в Москву, а один знакомый его спрашивает:
- У тебя есть где остановиться?
- В принципе, да, - отвечает Валерий. - Можно у M., а можно и у N.
(Разумеется, вместо импортных букв были названы конкретные фамилии, в том числе N - довольно известного барда, недавно переехавшего из провинции в столицу, знатного собеседника).
- Конечно, можно и у N, - согласился знакомый, - но ведь его слушать придется!

Не откладывай на завтра!

Рассказывает известный казанский автор Валерий Боков.
1986 год. Серия гала-концертов ведущих бардов, взяв старт в Ленинграде, докатилась до Челябинска.
После выступления Валерия Сергеева в гримуборной возникли два здоровенных парня. Один из них волок футляр, по всей видимости, с баяном. Из его слов стало понятно, что в детстве, мальчонкой, на ильменском фестивале он впервые увидел и услышал Валеру Сергеева, который сразу и навсегда запал ему в душу. И вот теперь он надеется пообщаться с кумиром.
О том, что может сулить общение с кумиром при помощи баяна, Сергеев и Боков хотя и догадались, но рвения не проявили. Как смогли, они успокоили поклонников и предложили перенести раут на завтра в гостиничный номер. Парни согласились и ушли, а оба Валерия, довольные успехом на дипломатическом фронте стали жить до завтра.
Наутро парни приперлись в номер. Наши барды, в состоянии "после вчерашнего" не могучи оказать должного отпора, в полушоке пассивно ждут самого страшного. Гости, напротив, действуют весьма решительно. Они раскрывают футляр и достают оттуда... канистру пива, литров эдак на двадцать. И это - на второй год действия антиалкогольного указа, когда пиво было одним из дефицитов первой необходимости!
Валеры в полном отпаде: ведь начать можно было еще вчера!

Понятное - простительно.

Сергей Губанов (Москва) рассказывает, что на первом всесоюзном фестивале авторской песни в Саратове в 1986 году организаторы предусмотрительно, не дожидаясь результатов творческого процесса, разместили некоторых участников в вытрезвителе, что само по себе - анекдот.
Однажды, вернувшись с мероприятия, постояльцы этого милого "отеля" обнаружили, что в их вещах кто-то основательно покопался. В результате Женя Вдовин, приехавший с московской группой "Мышеловка", недосчитался флакона одеколона, а другой мышелов, который и поведал миру об этом происшествии, обнаружил пропажу блока сигарет "Рига", привезенного по его заказу ребятами из ансамбля "Домино".
Обсудив ситуацию, потерпевшие и посочувствовавшие пришли к выводу, что - ничего особенного, ибо все предельно логично: просто кто-то выпил, после чего захотел покурить...

Стандарт на вдохновение.

Рассказывает Берг.
- Году в 77-м одну заслуженную деятельницу КСП занесло из ее родной "северной столицы" в обыкновенную, в частности, в квартиру ныне известного, а тогда еще не очень, барда - единственного, кто в определенном смысле поплыл против "течения": почти все провинциальные знаменитости рано или поздно мигрировали в Москву, он же, наоборот, в провинцию. Но это случилось лет на десять позднее. А в то время, попав в его живописную комнату, все стены которой утопали в рисунках и фотографиях детей, она растрогалась и сочинила экспромт. Естественно, он посвящался хозяину жилплощади и был торжественно приколот булавкой на стену над его кроватью.
Гостья вообще славилась в народе как большая мастерица писать экспромты и через год-полтора, вторично оказавшись в этой же квартире, не удержалась от нового всплеска творчества.
Зафиксированный, как и в прошлый раз, рукою автора результат был подколот туда же, где висело предыдущее посвящение.
Я держал в руках эти листочки. Они не отличались не только почерком, но и текстом.
Видимо, действительно существует то, что мы называем законами творчества, именно /законами/: при повторении эксперимента в тех же условиях неизбежно получается такой же результат!

Эх, дороги!..

На XXI-м Грушинском фестивале в 1994 году было особенно трудно перемещаться по поляне после дождей. И родился такой анекдот:
- Вась, какую женщину я видел!
- Какую?
- У нее такие ноги!
- Что, стройные?
- Чистые!

Непереносимые страдания.

Борис Жуков рассказывает, как на одном из Грушинских фестивалей Ольга Уварова, администратор песенного театра "Перекресток", который все знают как "луферовский", уложила дочку
спать в палатке, а сама ушла на концерт Олега Митяева. Возвращается - из палатки в полный голос:
- А-а-а! У-у-у! Ы-ы-ы!
- Что такое?
- Ты ушла, а там Митяев пое-о-от!

Дань культуре.

Артист эстрады Альфред Тальковский (Санкт-Петербург), еще в начале 70-х ставший популярным в студенческой и вообще интеллигентской среде благодаря исполнению в своих программах песен бардов (в том числе и своих собственных), обладает на редкость приятным низким, с глубоким тембром, голосом и изумительной дикцией. Так что когда он произносит, например, "ох..ть можно!", возникает ассоциация с эпохальным "от советского Информбюро".
Но это - так, к слову.
Московская журналистка Наталья Жданова рассказывает, как во второй половине 80-х, когда по крупным городам катилась серия гала-концертов известнейших бардов, в одной из комнат то ли квартиры, то ли отеля сидят эти самые знаменитости, общаются и курят. Топор уже спокойно можно вешать. Активно дымит Тальковский. Окуджава просто прикуривает одну от другой. А рядом с ним скромно ютится ветеран туристской песни (хотя и нестарый по возрасту) казанец Валерий Боков, млеет от столь почетного соседства, тоже хочет закурить и не знает, как это сделать. Наконец набирается храбрости и спрашивает:
- Вы не будете возражать, если я тоже закурю?
На что моментально и громогласно реагирует Тальковский:
- Ну я ох..ваю от этого интеллигента!

Древесно-стружечные плиты для служебного пользования.

Рассказывает Владимир Васильев:
- Когда-то я по работе занимался так называемым "русским маркетингом", короче, посредничал. И вот едем куда-то со знакомым парнем и видим некоего молодого человека с определенным типом лица. Чернобородый такой, каких много среди бардов и их окружения. Говорим друг другу:
- Слушай, тебе не кажется, что мы его где-то видели? Лицо очень знакомое...
- Да, где-то мы его на КСП встречали.
- Давай спросим!
- Ну, давай!
Спрашиваем:
- Извините, Вы когда-нибудь с КСП были связаны?
- КСП? Не, КСП не знаю. ДСП знаю!

Этого не может быть никогда!

Рассказывает Берг:
- Году в 1973, в конце, или ненамного позже Леша Куликов (Береза) оказался в Одессе. То ли концерт у него там был, то ли просто он приехал к другу своему Игорю Лучинкину, в дуэте с которым стал лауреатом VI-го Грушинского... Засиделся в теплой компании и опоздал на обратный самолет. И остался в Одессе, где прожил чуть ли не несколько лет.
И вот звоню я ему, тогда еще из Саратова:
- Ты как там?
- Нормально!
- Работаешь?
- Работаю.
- Где?
- В Русском драмтеатре.
- Кем?
- Актером.
А слышимость хреновая. Зная Березу, я мог предположить что угодно, только не это: кто такого охломона возьмет в актеры!
- Вахтером? - переспрашиваю.
А слышимость хреновая в обоих направлениях.
- Ну да, актером!
Слава Богу, думаю, хоть вахтером мужик трудоустроен, в приличном месте!

Из жизни лошадей.

Рассказывает Алексей Куликов:
- Когда Виктор Семенович Берковский представлял меня Мише Кане, он сказал:
- Это тот самый молодой нахал, который на одном из первых Грушинских фестивалей, когда мы пошли купаться - Юрий Иосифович, Дмитрий Антонович и я, - зашли в воду и вдруг слышим из толпы, стоявшей на берегу: "Лошади умеют плавать!" - так вот это он сказал!

Как мы перестали быть интеллигентами.

Рассказ Виталия Фролова (Одесса) в посильном пересказе Берга.
- В конце 60-х в каждой интеллигентной семье должен был кто-то висеть, иначе она не могла считаться таковой. Это было неписанное правило. Надо сказать, что интеллигенция именно тогда некоторое время была как бы в чести, во всяком случае, ей посвящались лучшие произведения литературы и кино наподобие книги и фильма "Иду на грозу".
Среди того, что вешалось, были свои "сливки" и свой кич. Если представить себе рейтинг картинок, то в самом верху списка находился Хемингуэй - молодой, сфотографированный в отеле "Флорида" в Испании на фоне своего ундервуда. Далее (по убывающей) шел Есенин, придавленный шубой (фотография Наппельбаума), затем - Маяковский с трубкой или собачкой на руках - кому на что повезет. Это была верхняя половина списка. Нижнюю возглавлял все тот же Маяковский - рисунок Могилевского: бритый налысо; резкая светотень. Затем опять Есенин - поганая копия гравюры неизвестного героя, где поэт обнимает березку. Оба - блондины, ради чего все и рисовалось. И в самом низу - снова Хемингуэй, но уже седой, в свитере. Не то чтобы он был хуже Есенина, просто такие портреты продавались на каждом углу, и к элите мог примазаться любой желающий.
Вот и у нас висел этот великий интернационалист, ибо мы ни на что особенно не претендовали. Просто для приличия. Висел, висел - и упал, да как! За диван, но так, что половина портрета из-за дивана выглядывала.
А поднять было лень, потому что просто так поднимать ни к чему, а вбивать новый гвоздь и пр. - казалось целым мероприятием, способным сожрать уикэнд.
И вот приходят в гости знакомые, а он там лежит или стоит - Бог его разберет. И они говорят:
- Ах, какая прелесть у вас валяется! Отдайте ее нам!
А ведь и вправду валяется! Не отдашь - скажут: жлобы. Пришлось отдать.
Так и перестали мы быть интеллигентами...

Не стоило излишне критиковать!

Рассказывают Алексей Куликов и Сергей Волобуев (Волгоград):
- Когда была свадьба у Димы Козина (сына Юры Козина, заведовавшего в первой половине 70-х фонотекой КСП МАИ - сост.), на этот же день пришлось еще одно приглашение - в гости к Виктору Семеновичу Берковскому. А точнее, для серьезного разговора. Сначала, с утра, поехали к Берковскому. Были Игорь Михалев, Михаил Кане... Ну, и наш квартет - Леша и Мили Куликовы да Сережа и Наташа Волобуевы. Хозяева накрыли стол и мы вынуждены были просидеть там весь этот день: уйти было неудобно, так как, заподозрив очередную попытку к бегству, Виктор Семенович говорил:
- Вы к кому приехали!
- Мы на свадьбу еще должны...
- Свадьба подождет!
Он долго слушал Сережины песни и говорил:
- Неплохие песни, все нормально, но надо петь и хорошие песни.
Имелись в виду песни хозяина дома. Которому, впрочем, надоело хвалить Сергея и он ни с того, ни с сего начал его ругать. Короче, когда, прощаясь, Берковский еще раз намекнул, чьи песни надо петь, Волобуев сказал, что не будет.
- Почему?
- Потому что Вы придираст!
- Почему это придираст? - не "въехал" Виктор Семенович.
- Потому что придираетесь!
На что жена мэтра Маргарита изрекла:
- По-моему, Витя, мы их перепоили!

Выбора не было.

Рассказывает Берг:
- Слет московского куста "РЭКС" в октябре 1996 года. А через дорогу еще и "Сборной леса", славящейся своими вольными нравами и всепобеждающим темпераментом. Половина участников приехала на собственном транспорте, от "Жигулей" до "Газели". Некоторые даже на иномарках. Диалог:
- Один так вообще на "Линкольне"! Ну, я понимаю, джип, а это какое-то извращение...
- А может, у него больше и нет ничего? Может, он бедный?

Документальная легенда.

Однажды на лесном слете Гриша Розеншток, известный как командир куста "Новослободский" в эпоху его расцвета (70-е годы), решил настроить свою двенадцатиструнку. Возился часа полтора, плюнул и пошел работать директором в Дом композиторов.

Творческая близость.

На дежурный вопрос "кто из ваших коллег вам ближе всех?" Вадим Егоров одно время совершенно искренне отвечал: "Конечно, Вероника Долина - мы с ней рядом живем!"

Разговор по душам.

Рассказывает Леонид Сергеев:
В 199... году мы были на Таймырском фестивале в Норильске. И за неделю до нашего приезда рванула городская ТЭЦ. Представляете: Таймыр, конец ноября - и без отопления! В гостиничных номерах температуры стояли такие, что мерзлые тараканы забирались к нам под одеяло греться. А в самом здании, где проходил фестиваль, было два теплых места. Одно - это сцена, там софиты грели, поэтому каждый выступавший старался подольше не уходить со сцены, выступления были минут по сорок, а весь концерт длился часов пять-шесть. А второе - почему-то фойе. И вот как-то стоим мы - Мищуки и я - в этом фойе, греемся, что-то вкушаем... Подходит огромный шахтер, метра два ростом, ладонь с мое лицо, подходит и начинает так неторопливо говорить, что, мол, я хотел бы с вами познакомиться, я - шахтер и т. д.
- А, ну и как там у вас в шахте? - вежливо говорит Вадик Мищук... и, непонятно, почему, повернувшись на 180 градусов, уходит.
Парень недоуменно смотрит ему вслед и после паузы говорит:
- Да нормально...

Градация успеха.

Рассказывает Леонид Сергеев:
Недавно у нас был концерт в Олимпийской деревне. По ходу дела ведущий обращается к Вадиму Мищуку, мол, говорят, у Вас сын родился...
- Да, у меня недавно родился сын...
Все начинают хлопать. Вадим, вероятно, смущенный почестями, которых более заслуживает его жена, свои заслуги пытается принизить несколько странной фразой:
- ...Но я не имею к этому никакого отношения...
Все начинают хлопать сильнее.
- ...Нет, я не в том смысле!..
В зале - овация.

Основной инстинкт (различные аспекты).

Рассказывает Валентин Вихорев:
- В конце 60-х годов - в начале 70-х (точно не помню) мы были с гастролями в Донецке - Юра Кукин, я и наш "менеджер", председатель клуба "Восток" Ира Костриц. В вестибюле гостиницы, когда мы получали ключи, к Юре подошла девочка и поблагодарила его за песни. Через два часа у нас должен был начинаться концерт.
Нас расселили по трем разным номерам. Ирина приходит ко мне в номер и говорит:
- Пора Юрку запускать.
- Что такое?
- Он созрел для этого. Набирай номер телефона.
Набираю его номер, и она, немножко прикрывая платком трубку, говорит:
- Юра (тогда еще "Алексеевич" спокойно можно было не говорить), у нас еще есть время - около двух часов до Вашего концерта. Мне так хочется Вас еще раз увидетьи поблагодарить в более интимной обстановке, чем сейчас в вестиюбюле. Не могли бы Вы выйти на угол к аптеке? Я Вас там жду. Родители уехали, ключи у меня.
Я прихожу к Юрке, Юрка бреется.
- Юр, через два часа концерт.
- Да, да, я знаю. Я сейчас пойду пробегусь по городу.
- Ты же был раньше здесь!
- Я не все помню.
Захожу за Иркой, и мы уходим на угол к аптеке, только на противоположную сторону улицы. Стоим, едим мороженое. Приходит Юрка, начинает фланировать. Ходил минут сорок. Уже до концерта остается около часа. Пришлось "раскалываться". Подошли, говорим:
- Старик, ты зря ждешь...
Он с нами не разговаривал три концерта!

Рассказывает Сергей Корычев, бард и летчик из Иркутска:
- Были мы в мае 1996 г. в Находке на фестивале. Собралась теплая компания - Игорь Набоких из Новосибирска, мы с Женей Логвиновой и Андрей Козловский. А поклонники Набоких наловили ведро гребешков. Это такой морской зверь деликатесный, который весьма действует на мужскую потенцию. Ну, и весь вечер был сдобрен коньячком и шутками вокруг этих гребешков.
Одолев последнего моллюска, Козловский спросил:
- А где, ребята, у вас дискотека? - и поспешно удалился.
Вернулся он минут через сорок, почему-то с каким-то мужчиной. Начался хохот по этому поводу, и в разгар хохота заходит в номер еще один мужик с букетиком цветов и преподносит его Козловскому. Кто-то кричит:
- Козловскому гребешков больше не давать!

Сергей Корычев продолжает:
- Когда я еще учился в Кировограде в училище летчиков гражданской авиации, состоялся концерт нашего "Квартета минус один". После чего КСПшники во главе с Наташей Рыбак забрали нас на квартиру, где мы пели до утра.
Утром, пробравшись в училище курсантскими тропками, я узнал, что меня вычислили и мне грозит отчисление за ночную самоволку, что гораздо хуже дневной. Часа два меня мурыжили в политчасти, где я пытался говорить чистую правду - где был и чем занимался. Замполит же не мог всего этого взять в толк, его жизненный опыт не допускал таких вещей. Глядя на мои нарукавные лычки, он сказал:
- Третий курс! Как отчислять-то жалко!
И я сломался:
- Ладно, скажу все начистоту. У бабы я был!
- Да что ж ты нам тут полдня голову морочишь! - с облегчением воскликнуло начальство. - Иди, и чтоб это больше не повторялось!
Кстати, из-за постоянных поездок на фестивали и концерты, хотя и на законных основаниях (в отпуска, за свой счет, за отгулы) у меня уже в авиаотряде возник конфликт с начальством, справедливо считавшим, что надо "поменьше на гитаре тренькать и почаще в локатор заглядывать. Пришлось переучиться на другой самолет и перейти на новое место работы, где сейчас, пока я тут в Казани на фестивале, все уверены, что я на даче у тещи картошку копаю. Это - сколько угодно! Насколько легче стало жить!
А однажды в Питере была другая история. Почти по анекдоту про Ленина. Мы там были два или три дня, и я почувствовал позыв написать пару стихотворений, ставших впоследствии песнями, но так как экипаж в гостинице селят обычно вместе, одному побыть не удается, мне понадобилась какая-то жилплощадь. В голову пришла гениальная идея: я спустился вниз к администраторше, стал с похабным видом тереть свою физиономию и говорить:
- Девушка, у меня тут такие обстоятельства, мне бы комнатку, сами понимаете... - то есть всячески намекать, что у меня есть женщина, с которой некуда пойти.
Девушка оказалась очень понятливая, подмигнула мне и сказала:
- Коробка конфет, - и выписала мне номер на ночь.
Пришел я к своим мужикам и так же загадочно сказал:
- Мужики, если что - я в номере таком-то.
- Хорошо, потом расскажешь, как это было!
Пошел я, как Ленин в библиотеку, и написал песни "Мой великан гоглубоглазый" и "Да на землю с небес...". А утром пришлось мужикам рассказать душераздирающую историю с сексуальными сценами...

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Крик души.

Рассказывает Сергей Татаринов (Санкт-Петербург).
Грушинский фестиваль 1989 года. Последняя ночь перед отъездом. Последний костер. Средь не очень шумного бала из палатки высовывается голова автора музыки Владимира Ильина. Смотреть без содрогания на его лицо, деформированное и перекрашенное хроническим недосыпом, невозможно.
Он обводит присутствующих очумелым взглядом и восклицает:
- Сколько ж песен всего!?!?!
__________________
Мы никогда у сильных не просили,
Не жили в долг, не пели на заказ...
(В.Туриянский)
electrik вне форумаМужчина  
Вверх