Моя Цветаева
Что «Моя Цветаева» может добавить к давно уже существующей, свершившейся, победно и солнечно шествующей по нашему смутному времени в наших умах и сердцах?
- Да ничего! –
Разве можно объяснить себе то, что называешь чудом, о чем и не знал, и не ведал, а оно раз – и упало на голову всей охнувшей радостью.
Когда я впервые встретилась со стихами Марины Цветаевой мне было 15 лет, а ее уже почти 40 лет не было на Земле.
Что я могла знать о себе, о судьбе: ее и своей, о любви: ее и своей, когда прочитала небольшую подборочку ее стихотворений в журнале (если не ошибаюсь) «Работница»?
Я даже не смогу вспомнить всех тех ощущений, которые тогда на меня обрушились. Они и не могли бы запомниться, потому что мне это не с чем было сравнить. Да и вряд ли я тогда себе в чем-либо отдавала отчет, просто – услышала: зовут! – и пошла… Скорее, не пошла, а полетела, потому что запела. Именно тогда и появилась первая песня на ее стихи. (Это было стихотворение, посвященное Сергею Эфрону «Писала я на аспидной доске»…)
Дальше начались поиски: ее стихов, фотографий, биографий, любых воспоминаний и упоминаний, разговоров, просто – домыслов, порой, невероятных и недоброжелательных… Чем не детектив?
Но это не детектив – это то, что называется УЗНАВАНИЕМ. А может и любовью. Стихи – были той самой дверью, за которой находилось волшебное царство ПОЭЗИИ. И Марина открыла мне эту дверь… Открыла и повела за собой туда, где жила сама, где жива ее душа, ее сердце и мысли, ее любовь.
Она повела меня, как слепоглухорожденную – за руку, - огненной энергией своей неистовой любви сообщая и открывая моему сердцу то, что помогало мне обрести и слух, и зрение, иногда даже прозрение…
Она была моим Вергилием в стране Поэзии. Она вела меня от поэта к поэту, освещая путь солнцем своего безмерного восхищения перед ними. И не возможно было не полюбить того, кого она так безгранично любила. Так ко мне пришли и Волошин, и Парнок, и Мандельштам, и Белый. О каждом из них у меня внутри сложена своя сага, с каждым из них пройдена своя дорога, но начало всех этих дорог – щедрая рука Марины.
Мне трудно объяснить, что именно меня останавливало перед теми ее стихами, которые потом стали песнями… Многие так и не стали… И почему именно так, а не иначе они мною пропеты? Каждый раз я стою перед этой тайной, как Илья Муромец перед камнем, за которым три дороги. И не знаю, куда податься. И иду, куда глаза глядят. Марина Ивановна мне, почему-то, это позволяла.
Далеко не все поэты позволяют так с собой обращаться. Мандельштам, например, очень сопротивляется и возмущается, а уж Гумилев – и вовсе, как Китайская Стена стоит на страже своих идейных рубежей.
Я говорю только о своем личном опыте, уж и не знаю, как правильно назвать то, что находится на рубеже между стихотворением и песней.
Да дело-то вовсе и не в песне. Я могла бы и не писать песен, да вот не смогла! Все равно, поэзия Цветаевой – это что-то больше того, что можно назвать поэзией – это то, что находится в невидимой части самой жизни, что ведет ее, намечает контуры ощущений, выводит линию судьбы… Ну, не знаю, как еще назвать это ВСЕ!
Ни на секунду не могу представить свою жизнь без песни, а песню без поэзии. Так уж получилось, что мою песню ведет поэзия. И здесь стоило бы остановиться на попытке определить жанр той песни, в которой я нахожусь. Поэтическая? Литературная? Элитарная (какой и сама поэзия всегда была)? Камерная (подразумевая тишину, из которой прорастает слово, мысль, звук)? Ох, как трудно определить жанр жизни, в которой живешь. Свободная? Бродяжья? Убогая (с точки зрения социальной неприспособленности)?
Между воскресеньем и субботой
Я повисла, птица вербная…
Ну разве можно сказать лучше? И, где здесь выдумка, и где истинная правда?
Остается только идти туда, куда идешь, петь так, как поешь, не оглядываясь, не определяясь, не выбирая дороги и правил… Дорога - выберет, правило – сложится…
Трудно сказать, что это была бы за встреча, если бы ей суждено было сбыться в простой реальной жизни? Я встречалась с поэтами, как с людьми… Но чаще я встречалась с поэзией, как с птицей, как с самим полетом, как с единственной невозможной своей мечтой – летать… И летала… И пела… И была птицей, потому что у души есть крылья, и есть память о полете, только ее надо разбудить. Марина Цветаева разбудила ее во мне и подарила свое небо-стихи для полета. Это и есть – мое небо, это и есть – моя Цветаева.
Елена Фролова
[свернуть]