Главная Форум Регистрация Поиск Сообщения за день Все разделы прочитаны Календарь Правила форума Наше радио

Вернуться   Музыкальный Огонек > СТАРАЯ ПЛАСТИНКА > Борис Котлярчук - окрыленное музыкой слово


Улыбнитесь
Еда – это лучшее удовольствие, которое можно получить, не снимая штаны.

Ответ
 
Опции темы
Старый 15.09.2013, 10:12   #1
Музыкальный Огонек
Архивариус
 
Аватар для Музыкальный Огонек
 
Группа: Участники
Регистрация: 13.02.2006
Последний визит: 16.04.2016
Сообщений: 1,407
Поблагодарил(а): 0
Поблагодарили: 30,610

Алла Николаевна Баянова - МОЯ ЖИЗНЬ. ИСПОВЕДЬ. (Продолжение)

Встреча с А.Н.Вертинским


…Потом мы вернулись в Париж и поступили работать в ночной бар "Шахразада". (10). Я там пела и плясала, как меня научили цыгане. В один прекрасный вечер туда зашел А.Н.Вертинский.(11) Боже мой, сколько лет прошло, а я всё так помню! Зал был длинный и заканчивался баром. Он сел на высокий табурет в баре, подпёр голову ладошкой и смотрел на меня. Я в это время пела. Когда я закончила номер, он, высокий, статный, в прекрасно сшитом тёмно синем фраке ночного оттенка, подошел ко мне: "А ты, собственно, кто?" Я говорю: "А Вы кто? Он: "Я— Вертинский". А я уже слышала от мамы, от папы, от всех, кто такой Вертинский. Мама мне говорила, что его надо опасаться, потому что в России, когда он пел песенки Пьеро, такие как: "Безноженька", "Бал Господен", это до того развращало молодёжь, что были даже случаи сомоубийств. И Вертинского одно время даже запретили, потому что он разлагающим образом действовал на юные души.



Когда он представился, я говорю: "А я - Алла Баянова". — "Ты — дочь певца Николая Баянова? У твоего папы замечательный голос. Гдe он?" А папа был болен тогда, я была одна в тот вечер. — « Как тебя зовут? Алла? какое странное имя. Но я буду называть тебя Аделаидой, потому что ты славянка с персидскими глазами". Это сейчас Алл очень много в Советском Союзе, а тогда это было очень редкое имя. И мне было совсем все равно, какие у меня глаза, у меня совсем иное было тогда на уме: потанцевать, с куклами поиграть. Когда у меня спросил какой-то один магнат, чем бы он мог меня порадовать, я попросила куклу... Вертинский пригласил меня танцевать танго: "Знаешь,— сказал он, — твоё место совершенно не здесь. Твоё место в "Большом московском Эрмитаже", где пою я. И я тебя туда перетащу". У меня это в одно ухо влетело, в другое вылетело. Он мне ещё сказал, что у него есть собачка Люся — бульдог белый с черным моноклем. Я заинтересовалась, потому что люблю собак. Мне мама рассказывала, что когда я родилась, папа принес щенка, тоже новорождённого, я с ним росла до восьми лет. Даже в Париж привезли эту собачку.
Прошло какое-то время и мне приносят контракт из "Большого московского Эрмитажа" за подписью самого Рыжкова Алексея, не помню его отчества, который в Москве владел "Эрмитажем". А в Париже, не знаю, кто его субсидировал, он открыл роскошный ресторан, в котором играли четыре оркестра: два румынских, входивший тогда в моду аргентинский танго-оркестр и негритянский джаз. Это был такой джаз, что невозможно было усидеть на месте, Или мне так казалось, потому что мне было всего 13 лет... Может быть и так.
В "Большой московский Эрмитаж нельзя было войти, например, в сером костюме, Не пускали. Только в смокингах и вечерних платьях. А метрдотелем там был Коля Дименков, который был нянькой царевича Алексея. Когда царевич был болен и кровоточил, то пока появлялся Распутин, Коля Дименков его баюкал на руках. И этот самый Коля Дименков был метрдотелем у Рыжикова.
В ресторане пел большой цыганский хор Полякова. На эстраде цыгане садились полукругом: солистки посредине, по бокам хоровые женские голоса, а за ними стояли мужские хористы, гитаристы, плясуны. Был там Володя Поляков, который и по сей день живёт в Париже, ему 90 лет и он ещё поёт. Но тогда он был плясуном. Он танцевал цыганскую чечетку. Это, наверное, очень трудно. Я недавно видела в Ленинграде выступление цыган. И там был Николай Хрусталёв. Он единственный, который исполнял настоящий цыганский мужской танец — чечетку». Вот такой был и Володя Поляков.


Володя Поляков


В Центре хора — Настя Полякова. Знатокам это имя знакомо. У ленинградского коллекционера-филофониста Юрия Борисовича Перепелкина Настя Полякова записана, я тут отвлекусь немного, вообще Юрий Борисович — исключительная личность. У него в маленькой квартире уникальный музыкальный музей. Я не знаю, сколько тысяч у него записей. И чего там только нет! По средам он устраивает прослушивания. В такую-то среду — С.Я.Лемешев, в такую-то — Настя Полякова, и мою среду он тоже устроил, когда я была в Ленинграде. После проигрывания моих записей, я им ещё спела живым голосом. А люди стояли и на лестничной площадке, потому что войти всем было невозможно. И всё это Юрий Борисович делает бескорыстно, только лишь из любви к искусству, к песне, к красивому. Ютится он в трёх комнатах, семья у него большая. Мне больно за такого человека, всю жизнь собирающего красоту...



Ю.Б.Перепелкин, М.И.Мангушев, А.Н.Баянова. Ленинград, 1975 г.

Настя Полякова всегда была посредине, с грелкой под шалью, у неё болела печень. У всех хористок шаль на одно плечо, стянутая у талии рукой. Черные платья, никаких ярких тряпок и юбок с воланами. Это были строгие черные платья, много золотых монет на груди, серьги, косыночки. Очень красиво и томно. Так цыгане выступали в Москве. Так цыгане выступали у Рыжикова. Так я одела цыган, тогда здесь, в Румынии, был поставлен на сцене "Живой труп" Л.Н.Толстого. По ходу программы цыгане с чарочкой обходили весь зал. Я не знаю, откуда только они знали имена всех этих Вилли и Стефанов — всё-таки ведь обслуживали иностранцев. Они неплохо зарабатывали, потому что этот огромный серебряный поднос с чарочкой всегда был полон денег.


В программе Рыжикова был ещё грузинский ансамбль в составе 16 человек. Они под лезгинку выбегали из-за кулис один за другим, клали на паркет деревянный квадрат и метали в него ртом ножи. У меня особенное чувство к грузинам. Если верить, что человек живёт не один раз, то я, наверное, в прошлой жизни была грузинкой, потому что меня до глубины души трогает их гортанный говор, их музыка, пение, обычаи, темпераментные танцы, национальные костюмы — черкески, я очень люблю грузин, хотя никогда в Грузии не была, но всегда мечтала там побывать. Жизнь прошла, а я так и не смогла попасть туда. Ну вот, эти грузины вылетали один за другим под сумасшедшую лезгинку, под свист и гиканье. Я каждый раз смотрела и каждый раз сердце не выдерживало: такая удаль, лёгкость, грация, красота. Эта лезгинка — ой, какая прелесть! Конечно, иностранцы балдели…
Между прочим, в "Большом московском Эрмитаже" посетителей всегда было много. Кроме впечатляющей программы, ресторан еще славился своей кухней: знаменитые филипповские пирожки, какие-то необыкновенные блины — я нигде больше не ела так вкусно приготовленного. Когда к посетителям подходил советовать меню богатырского сложения, в белых перчатках, строгий, даже суровый Коля Дименков, то хотелось встать перед ним, настолько он выглядел презентабельно. Рыжиков был человек широкой натуры и особенно обходителен с артистами. Он установил в ресторане специальный артистический столик, чтобы мы не сидели где-то за кулисами, а находились в зале вместе со всеми. Мы могли заказать себе что угодно, если хотелось покушать или выпить. За этим столом нас всегда забавлял своими рассказами А.Н.Вертинский. Он комично имитировал няню, одевая на голову салфетку, как деревенский платочек. Мы покатывались со смеху.
Однажды, под конец программы, когда уже выступили цыганский хор и грузинский ансамбль, и в зале царил возбужденный подъём от сумасшедших плясок и выпитых чарок, когда все оживлённо разговаривали и смеялись, А.Н.Вертинский неожиданно предложил всем сидящим за артистическим столом пари на полдюжины шампанского: "Вы видите, какое сейчас настроение в зале. Сейчас должен выступать я со своими песенками на русском языке. Я их усыплю, а потом разбужу". А в зале ни одного русского человеке нет: кроме французов, какие-то египтяне, англичане, американцы, этo было очень интересное пари.


К этому времени я уже подружилась с Александром Николаевичем. Он исключительно ко мне относился, даже мама успокоилась. Дамы бегали за ним и он прятался от них в кабине, где я переодевалась, где висели мои костюмы и платья: "Аделаида, спасай, потому что акулы разорвут меня!" Много было смеха, много было шуток. Очаровательный был человек, уникальный, бесподобный, неповторимый.
Потушили свет. У него был свой любимые аккомпаниатор — Николаев, пел он только под рояль, без оркестра. Вышел на эстраду в своём великолепном фраке и обвёл взором зал. Как-то все сразу притихли. Пианист дал первый аккорд, и он запел колыбельную: "В синем и далёком океане". Мы сидели, затаив дыхание, потому что все на него смотрели и как-то онемели, у него были необыкновенно пластичные руки. Когда он пел фразу "тихо опускаются на дно", обе руки подымал до плеч, а потом опускал. Длинные пальцы, бледные руки — зримо имитировали корабли, которые уши на дно.


Что они там понимали, я не знаю. Факт тот, что у него, наверное, был сильный магнетизм, потому что люди сидели и смотрели на него, открыв рот. И слушали, слушали, слушали. А когда он закончил словами: «Где-то возле Огненной Земли" и показал рукой куда-то далеко — молчание. Никто не аплодирует. Мы замерли. И потом эта рука опустилась, как-то безвольно упала, и тут началось: "Браво! Браво!" и рокот аплодисментов. А он на нас смотрит и хитро подмигивает: мол, давайте сейчас же ставьте шесть бутылок шампанского. Потом он продолжал петь свои песенки более весёлые: "Бразильский крейсер", "Женуленька-жена", "Испано-суиза". И вот представьте себе: что мог А.Н.Вертинский завладеть вниманием совершенно чужих, ничего по-русски не понимающих, полупьяных людей?
К нему подходили из зала, что-то говорили по-французски. Вырвался он от них, подсел к нам. Принесли шампанское. В это время проходил Рыжиков. Мы окликнули его: "Алексей Александрович!" или как его там, точно не помню отчества. Идите сюда, мы вам что-то расскажем". Он выпил с нами бокал шампанского, смеётся: "Господи, вас же сколько здесь, шесть бутылок на всех — это слишком мало". И заказал от себя ещё дюжину. Моя мама сразу — меня в охапку и домой. А они сидели там до утра. Такой вот был незабываемый вечер с Александром Николаевичем. Он пригласил однажды нас с мамой на чаепитие в "Большой московский Эрмитаж" специально, чтобы познакомить с собачкой людей. Когда мы подходили к столику, А.Н.Вертинский встал. Рядом с ним на стуле сидела Люся, которая положила мордочку на стол и буквально следила глазами за хозяином. Вы знаете, — говорил А.Н.Вертинский, — когда я одеваю галстук и рука идет слева неправо, так у неё голове тоже поворачивается слева направо. Она следит за каждым моим движением, я ей сочинил песенку. Я всегда тороплюсь домой, потому что Люсю надо вывести на прогулку, она больше 2-х часов одна не высидит. Она тоскует за мной и я за ней тоскую". Что было потом с Люсей, я не знаю…


Раньше, до того, как отец поступал работать в театр Никиты Балиева, он пел в русских баpаx. В то время почти весь Монмартр был русский. На всех углах были русские рестораны. Когда мы приехали в Париж и папа начал петь на ресторанной эстраде, здесь появились московские хоровые цыгане. Они бежали из Советской России и каким-то чудом, не зная языка, будучи совершенно неграмотными людьми, целыми семейными кланами добрались до Парижа и запутались здесь окончательно. Они буквально были потерянными и беззащитными, не имели никаких документов, никому ничего абсолютно не могли объяснить. Я не представляю, каким образом они двигались в кибитках, потом где-то оставив замученных лошадей, ехали в товарных вагонах и шли пешком. Цыгане есть цыгане. Они были хороши, пока пели. А в чужом большом городе были как обездоленные сироты.
Мой отец принял деятельное участие в устройстве их судеб. Он был у них переводчиком, объяснял французам в чём дело, ходатайствовал в полицейском комиссариате о выдаче им паспортов, хлопотал о их трудоустройстве, близко к сердцу принимал все их удачи и неудачи. В конце-концов всех их разобрали по русским ресторанам. В Париже подобно тому, как это раньше было в Москве и Петербурге, престижность ресторанов стали определять те или иные цыганские артистические фамилии. В "Тройке" пел хор Фесенко, в "Стрельне" — хор Полякова, в "Яре" ,а как же обойтись без Яра? — хор Димитревича. И Рыжиков пригласил цыган в "Большой московский Эрмитаж". Здесь выступал самый выдающийся цыганский хор, в котором блистали Настя и Володя Поляковы. Не знаю, кем они приходились друг другу.
Надо сказать, что когда Настю Полякову просили что-нибудь спеть
сверх программы, то oна посылала через метрдотеля вопрос: "Сколько?". И ей присылался конверт. Она извлекала из него деньги, пересчитывала и безо всякого стеснения клала себе за пазуху в декольте. И за несколько долларов Настя не пела. Нет. Настя себе цену знала. Молодец, так и надо. Она такое наслаждение доставляла людям своим пением, что надо было за это платить.


Цыганские артисты часто собирались у нас. Жили мы тогда в гостиницах, не в каких-нибудь хороших, а в третьеразрядных. Они там были, конечно, умывальники с горячей и холодной проточной водой. Они у нас репетировали, вспоминали о том, о сём. Было мне тогда лет семь-восемь, я была у них девчонкой на побегушках: посылали меня за вином, водкой, еще за чем-нибудь. Хозяева нас частенько очень мило просили переехать в другое место, потому что репетиции кончались иногда в четыре часа утра. Цыгане были цыганами. Они забывались и пели так, как надо. Сначала французам это нравилось, они стояли в коридоре возле двери и слушали. Но потом им же надо было идти на работу, а цыгане их беспокоили. Я с детства впитывала в себя цыганские песни и мелодии, они навсегда остались в моём сердце.
Теперь вот я записала семь дисков минус один, где я пою на румынском языке интернациональные шлягеры.(12) Я считаю, что это одна из моих удачных пластинок, но она, кажется, в Советском Союзе была не особенно хорошо принята, не вызвала такого интереса, как записи на русском языке. Будем считать тогда шесть пластинок, вторую пластинку, где на конверте я в блузке в горошинку, я посвятила своему отцу. Там собраны все романсы, которые он пел: "Все мы были молоды", "Я милого узнала по походке", "Мой костёр". Некоторые мы пели с ним дуэтом: "В тёмном зале", "Белая акация". Этот диск я сделана для собственного удовольствия. А первый диск был коммерческий. Там были известные песни, которые предназначались для французского рынка: "Очи черные", "Хризантемы", "Чубчик". Ну и еще Галина Ивановна Светилова из "Международной книги" первая закупила какое-то количество пластинок для Советского Союза. (13)


Примечания:

10. Парижский ночной бар «Шахразада» описан в романе Э.М.Ремарка «Триумфальная арка».
11. Александр Николаевич Вертинский /1889-1957/ - певец, автор стихов и музыки романсов своего репертуара. В 1920-1943 годах А.Н.Вертинский жил в эмиграции.
12. Имеются в виду стереозаписи А.Н.Баяновой, изданные фирмой грампластинок «Электрекорд» (Румыния) в 1974-1987 годах. Все румынские диски А.Н.Баяновой приобретались Советским Союзом по импорту.
13. Внешнеторговое объединение СССР «Международная книга» за рубежом представляло в 1970 -1980 годах не только интересы книжной торговли, но и грамзаписи.
__________________
Время - драгоценный подарок, данный нам, чтобы в нем стать умнее, лучше, зрелее и совершеннее. - Томас Манн, 1875-1955, немецкий писатель

Последний раз редактировалось Levoptimist; 15.09.2013 в 10:38.
Музыкальный Огонек вне форумаМужчина  
Вверх
Ответ

Навигация
Вернуться   Музыкальный Огонек > Форум > СТАРАЯ ПЛАСТИНКА > Борис Котлярчук - окрыленное музыкой слово

Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.







Текущее время: 23:46. Часовой пояс GMT +4.

    Для правообладателей -Обратная связь    Главная   Форум    Архив    Вверх 

Индекс цитирования Яндекс.Метрика

Copyright ©2004 - 2024, Музыкальный огонек - Русский шансон.

Powered by vBulletin® Version 3.8.9
Copyright ©2000 - 2024, vBulletin Solutions, Inc. Перевод: zCarot